Странная, получается, картина.
Народу вроде много, а людей по пальцам. Мало их — людей, с которыми хочется общаться.
Портретов много, да лиц не видно. Мало лиц, на которые приятно смотреть.
Учителей много, знающих мало. Непонятно чему они учат. И как?
Врачей — много, а лечиться страшно. Боятся люди врачей, не спешат к ним идти.
Газет и журналов тьма тьмущая, а читать нечего.
Каналов всяких немерено, а на что там смотреть? Кровь, ложь, ворье да чернуха.
Говорунов много, да мало кто их слышит. Да и слушать их уже тошно. Что они скажут нового?
«Звезд», как грязи, а небо наше тускло. Серовато выглядит нынче небо наше.
Стариков много, аксакалов нет. Был только один настоящий аксакал. Бельгер. На 10 миллионов казахов — один немец. Да и тот уже ушел.
А я помню…
Сидели как-то у него на кухне. Обедали. Один уважаемый человек каждый Новый год присылал ему согым. Ну, сидим, значит, и я думаю: вот ходит по восьмиметровой кухне Бельгер, ему семьдесят девять, сахар, сердце, давление, нога и все такое…
Сколько себя помню, он в этой небольшой квартире по Калинина так и прожил. Архивы хранить негде, полки все забиты, кругом книги, часть на балконе стопками, тесно…
А за день до этого я был у одного мажорика — сына известного крутика.
Домик на Кок-Тобе в три этажа. Автопарк. Машины в ряд, как кони на привязи. В понедельник на одной ездит, во вторник – на другой. Если надо куда лететь — свой самолет…
Нет, не завидую. Просто удивляюсь. Умеют же люди! И как это у них получается?
А приперся я к нему со своим шкурным интересом — денег хотел выклянчить на фильм. Но чего-то язык у меня не повернулся что-либо говорить. Так и просидел, слушая его бред про тюнинговый мерседес.
И вот смотрел я на Бельгера и думал — почему так? Кто для нынешних казахов сделал больше других? Ну, скажем, в той же литературе? Пожалуй — никто. Кто больше всех тянет на высокое звание — Моральный авторитет? Мало таких. А кто больше всех вякает по разным поводам неудобную правду? Кто вообще займет его место, когда он уйдет? Никто…
А вот возьми сейчас Назарбаев и выдели Бельгеру квартиру побольше, так вряд ли старик согласится. Не поедет он никуда. Не надо уже. Все надо делать вовремя.
Так думал я.
Потом оно случилось. Бельгер ушел. И место его осталось зиять как дыра в космосе. Черная такая дыра.
Незаменимых нет, говорите? А я так не думаю.
Вот японцы говорят: богатый человек не тот, у которого все есть, а тот который ни в чем не нуждается.
Если так рассуждать, то мне кажется, мы никогда не разбогатеем. Потому что нам всего мало. Потому что мы не знаем, что такое — «достаточно». У нас его никогда и не было. Этого достатка. Родители копили годами на холодильник. Или на телевизор. Помните? Штанам радовались, как дети! Джинсы называются… Жвачки дарили на дни рождения…
Поэтому мы не видим грани, за которой начинается – чересчур. А все потому, что мы так долго жили впроголодь, что теперь пытаемся набить брюхо про запас. А, оказалось, нет дна у этого брюха…
Драма в том, что у нас не общество в нищете. У нас — нищета в обществе. А это немножко не то, о чем Булгаков говорил. Он имел в виду мозги, а я — про совесть. Про ручник. Про внутренний тормоз. Он не работает, а заменить нечем.
Сейчас я не читаю прессу и стараюсь пореже включать телевизор — не только пищеварению мешает, но и адекватному восприятию жизни.
Не знаю, почему так получается? Я — конфликтный человек. Все время оказываюсь в ситуации, когда нужно за что-либо или за кого-либо вступаться. Потому что люди забавно живут: они не могут без войны. И у каждого из твоих друзей имеется свой список врагов. И в этом списке врагов часто оказывается один из твоих друзей. И как быть?
И почему-то чувствуешь себя виноватым. Приходиться все время оправдываться.
Надоело.
Конца не видать. И так по кругу. Видимо, судьба такая. Успокаиваю себя мыслью, что мирно живут только те, кому не за что драться.
А за что нынче дерутся? Да, в общем-то, за то же самое. За портфели. За угодья. За куски пожирней и побольше. За подачки разные: за ордена с медалями. За одежки красивые. За тарелку с супом, короче...
Скучно. Я лично дерусь — за человеческое в человеке.
Многие не понимают. Крутят пальцем у виска: «С твоими-то связями другой бы давно… А ты все бухтишь. Куда лезешь? Зачем баламутишь? Войны же нету, вон как живем!»
А как живем? Меня не устраивает, как мы живем. Я вижу то, о чем говорю. И говорю о том, что вижу. А те, кому платят, видят то же самое, но пишут то, что им по контракту положено. Так что тут все логично. Им тоже детей кормить…
Ты, наверное, думаешь, что я один такой беленький, а все остальные черненькие. Нет, дорогой мой. Многие так считают, просто в силу разных обстоятельств помалкивают. Кто-то на систему работает, у кого-то родители старенькие, у кого-то родственники замазаны, кто-то за бизнес свой боится, у кого-то просто нет возможности быть услышанным, а кому-то давно все по барабану.
Что характерно, у меня у самого есть приятели. Высоко сидят. Так многие из них давно плюются, но молча катят дальше свою тележку. А куда деваться? Человек, сочетавшийся браком с властью, мало принадлежит себе. Больше он принадлежит этой власти и тем, кто ее олицетворяет. То есть людям, за которыми стоят их интересы. Получается, он принадлежит вполне конкретным вещам и вынужден выполнять свои «супружеские обязанности». А слова адвокатские всегда найдутся. Вот и сидят — каждый со своим алиби…
А я лично не хочу участвовать в этой «групповухе». Лучше уж быть тем самым микрофоном, который фонит и поет не в рифму. В этом ведь тоже есть свой резон.
Господь дал мне два уха, два глаза и один язык. Этим он дал мне понять, что б я больше слушал, внимательнее смотрел и меньше говорил. Но кино умерло. Его больше нет. Кто только сейчас не стоит за камерой! Литература тоже. Кто только не издает нынче своих книг…И поэтому я сижу у себя дома, за письменным столом, копаюсь в архивах и размышляю за жизнь. И прислушиваюсь к себе. И понимаю, что я больше уже не хочу участвовать в борьбе тщеславий. Мне достаточно быть чьим-то утешением. На большее претензий не осталось.
Ермек Турсунов, facebook