Интервью с экономистом Айдарханом Кусаиновым совершилось как бы само собой, совершенно естественно. Созвонились, договорились, поговорили. Честно говоря, у меня был шок от высказанного, но в то же время в ходе насыщенного интервью с Айдарханом Маратовичем в моей экономической картине мира многие непонятные дыры закрылись как бы сами собой. Возникла такая странная, прозрачная ясность…
Свободный формат беседы о кризисах в стране — политическом, но более всего экономическом — располагал к некоторым вольностям в стиле выражения своих мыслей, которые обычно не приветствуются в узком экспертном сообществе. И поскольку экономический кризис беспокоит буквально всех казахстанцев, то известный экономист буквально по полочкам разложил для читателей BaigeNews.kz многие системные проблемы отечественной экономики. Одновременно с этим, из беседы становится ясно, что существуют и пути выхода из странового тупика. Вот только, насколько само наше казахстанское общество, включая бизнес и госструктуры, готово сделать первые шаги на пути к переменам?
Пока просто снизили градус
— Добрый день, Айдархан Маратович! В своей книге "Экономика Казахстана. Мифы и реальность", написанной еще в 2016 году, вы уже тогда говорили о наступившем кризисе, также высказывали недовольство искаженным информационным пространством. Касаясь экономики, вы также говорили о национальной идее, власти стереотипов, а также о том, куда надо бы двигаться стране для создания действительно эффективной экономики. Как сейчас вы понимаете ситуацию? Что изменилось? Совпадает ли ваша оценка ситуации с оценкой, которую дал Касым-Жомарт Токаев на недавней встрече с предпринимателями?
—Та оценка, которую дал Глава государства ситуации в экономике, для меня не стала откровением. Произошло то, что я прогнозировал. В общем-то книга и была посвящена разбору механизмов и принципов функционирования казахстанской экономики, соответственно текущая оценка стала констатацией неизбежного ее результата. Книга вышла в 2016 году и у меня была идея ее обновить и скорректировать в 2019-м. Такая идея пришла после определенных позитивных изменений в политике. Но с середины 2019 года я увидел, что мы вернулись на прежнюю траекторию, а в 2020 году я окончательно в этом убедился. Так что книга не только не утратила актуальность, но стало понятно, что мы подойдем к очередному кризису как раз где-то в 2022. В этом смысле, текущая ситуация была спрогнозирована в книге еще в 2016 году. Акцент в последние десять лет на политике импортозамещения, замкнутость экономики на саму себя, активная финансовая поддержка бизнеса, а также проводимая Нацбанком последние годы политика по поддержке де-факто фиксированного, а главное неравновесного курса тенге через избыточную продажу валюты (избыточные трансферты из Нацфонда, обязательная продажа 50% валютной выручки квазигоссектора и валютные интервенции) и отказ от таргетирования инфляции — все эти меры приблизили страну к еще большему расслоению населения, к социальным протестам.
Самая главная мысль, которая была озвучена на этой встрече Президентом Казахстана, для меня, пожалуй, это месседж о том, что так дальше продолжаться не может. Очень хорошо, что у руководства страны есть довольно точное и четкое понимание того, что страна подошла к невыносимым далее условиям экономического жития.
Вместе с тем, в высказанных фразах я не обнаружил многих моментов, которые бы говорили о том, что уже сложилось действительно полное понимание того, что происходит в экономике страны. А некоторые президентские поручения являются все же мерами больше оперативного характера, призванными снизить градус напряженности среди народа. Без этого никак, конечно, но это, все же не то, что требуется для кардинального оздоровления экономики Казахстана.
Бизнес стал главным делом госаппарата
— Для оздоровления экономики, как вы пишете в своей книге, требуется переосмысление всей экономической политики государства. Но понимает ли современный чиновник необходимость смены экономического курса? Не кажется ли вам, что в госаппарате слишком много людей, которые не так хорошо разбираются в экономике, как хотелось бы?
— Знаете, я бы так не сказал. Просто, среди крупных чиновников встречаются те, которые мыслят, скорее, как бизнесмены, чем как государственные управленцы. Здесь подчеркну, что между бизнес-мышлением и государственным мышлением есть ряд принципиальных системных отличий. Они работают в разных категориях, поэтому проникновение бизнес-мышления в госаппарат является серьезной проблемой, которую даже культом меритократии не решить. Я исследованию этой проблемы написал отдельную книгу под названием "Государственная поддержка бизнеса — тормоз экономического развития и источник социальных проблем".
Бизнес-мышление — это мышление прямого действия. Если бизнесмену нужно достичь результата, то он приказывает подчиненным, находит деньги, ресурсы, людей и фокусируется на достижении результата. Чиновник же не может приказывать обществу, у него нет денег, кроме бюджетных, но те уже расписаны часто на годы вперед, также у него нет людей, ресурсов. Все, что он может делать — это создавать стимулы (налоговые, поведенческие, культурные), то есть формировать условия для того, чтобы обществу, людям, бизнесу стало выгодно действовать в нужном направлении и только так получить результат.
Рассмотрим, как решается государственная задача в разном типе мышления. Дано, например, поручение "поднять туризм как отрасль". Если чиновник мыслит в рамках бизнес-мышления, то есть, в рамках прямого действия, то для решения задачи ему нужны ресурсы, люди, возможность прямых указаний. Только так он может решать задачу, а значит ему нужно создать АО "Казахтуризм". Ему нужно юридическое лицо для прямого воздействия, иначе нет способа работать. Когда поручено другому министру развить то или иное направление в экономике, то он также начинает думать — как бы ему создать АО или очередное ТОО, чтобы сделать очередную операторскую структуру для перераспределения ресурсов и дирижирования госзаказом… И это есть прямой результат бизнес-мышления в госуправлении. Это не их вина.
Классическое же государственное мышление даже близко не понимает, как работает корпорация или юрлицо, оно ничего не понимает в маркетингах, бюджетах, хозяйственных отношениях. Оно даже не понимает, как создание одной, пусть и государственной компании может повлиять на рынок или отрасль в целом, если конечно не создается монополист. В таком мышлении начинается поиск мер стимулирования развития отрасли в целом: формирование условий, изменение мер регулирования, технического, юридического, процедурного, изменение налоговой, информационной, коммуникационной политики и т.д. и т.п. В этом мышлении не нужно создавать нацкомпанию или нацоператора, потому что это мышление даже не понимает, как работает бизнес-предприятие. В классическом госаппарате госорган занимается только регуляторной функцией, управляя отраслью и не занимаясь распределением каких-либо ресурсов.
С другой стороны, я вижу и в госаппарате людей, которые все понимают и готовы работать по-другому, но просто разводят руками: "Мы всё прекрасно понимаем, но что мы можем сделать?" Они уже поставлены в такие условия всей сложившейся колеей, системой. И они просто должны реализовывать рутинные госпрограммы, распределять ресурсы, выполнять планы, показывать достижение индикаторами "зеленых зон". У них уже все размечено. Они не могут, да и не уполномочены по своим функциям совершать, по сути, революцию в экономической политике государства. Они заложники общей ситуации и плывут туда, куда их направляет общая государственная идеология. При этом они являются патриотами и пытаются сделать лучшее из возможного в таких условиях, в постоянных попытках изменить ситуацию.
— Даже министры становятся винтиками?
— Дело в том, что госаппаратом, государственной машиной управляет коллективный разум. Не отдельный какой-то индивидуум — это исключено. И это правильно. Это же огромная ответственность. Поэтому именно коллективный разум проворачивает все эти бесконечные согласования, которым ты должен подчиниться, иначе ты совершенно справедливо вылетишь из госаппарата.
— Госаппарат, по сути, есть армия?
— Да. Государственная машина должна двигаться в едином ритме и работать слаженно, иначе не будет никакого эффекта. Иначе государство само пойдет в утиль. Но иногда автомобиль управления может свернуть на неверную дорогу. Например, такую, как идеология, пропитывающая сознание мыслями о культе импортозамещения. И тогда необходимо подвергнуть пересмотру тот маршрут, по которому поехали.
— Другими словами, развернуть машину всей страны в сторону экспортно-ориентированной экономики, правильно вас понимаю? Но для этого нужны активные размышления над тем, почему мы едем не туда, куда хотели приехать.
— Понимаете, тут нет вариантов и пространства для размышлений. Не стоит вопроса: разворачиваться или нет. Все другие экономические шаги просто будут приводить к тому, что имеем: кризис — девальвация — пакет стабилизационных мер — кризис-девальвация — пакет мер. Но это уже не может продолжаться. Мы уже подошли к тому краю, когда можем просто сорваться в пропасть. Ну вот, хватит экстренно предпринятых оперативных мер — сгладить острые процессы и удержать экономику — на годик, от силы. И снова получим кризис и социальные протесты. Причем, с еще большим размахом. И эти протесты могут стать уже действительно крахом для всего государства. Если не пересмотрим кардинально и на системной основе всю нынешнюю экономическую политику.
Ведь, что мы делали? Последнее десятилетие мы просто шли на половинчатые меры. Вместо того, чтобы реально отпустить тенге. Так, еще в 2018 году мы могли отпустить курс до 450 тенге за доллар, и он до сих пор держался бы на таком уровне, если это было бы сделано! Но мы не решились. Мы тянули время, выписывали у судьбы раз за разом очередную рассрочку.
Пока, наконец, не произошли январские сюжеты с резким скачком цен, послужившие триггером для последующих трагических событий. И теперь вот уже сам Глава государства говорит, что так дальше жить нельзя, поскольку дошли до крайней черты социального расслоения.
Но суть-то не в расслоении, а в причинах, которые к этому привели. Расслоение социума по доходам само по себе никуда не денется в капиталистическом мире. Если, конечно, не совершится социалистическая революция. Во всем мире один процент владеет половиной мира, получая сверхдоходы. Саму степень расслоения, конечно, можно намного снизить, но только если понять всю картину его корней, а потом действовать точно и правильно.
Почему важно отпустить тенге
— Вы также говорите о необходимости отпустить тенге…
— На поддержку стабильного курса тратятся существенные деньги, причем, это неравновесные нерыночные деньги. При цене в 60 долларов за баррель нефти на валютном рынке должно быть около 5 миллиардов долларов США (это примерно 2 триллиона тенге поступлений в Нацфонд при такой цене). Национальный банк продает трансфертов более, чем на 4 триллиона тенге, кроме того, обязывает квазигоссектор продавать 50% валютной выручки, а также еще и делает интервенции из золотовалютных резервов. То есть, даже при 60 долларов за баррель, на рынке должной быть 5 миллиардов долларов в год, но Нацбанк искусственно находит (заставляет квазигоссектор и ставит свои резервы) еще около 10 миллиардов в год. Без этих денег курс бы стал условно 530 тенге за доллар. А значит импортные товары стали бы дороже на 15-20 процентов. Иначе говоря, искусственно поддерживая курс своей валюты, мы искусственно удешевляем стоимость импортных товаров.
Естественно, это ухудшает условия для казахстанского бизнеса, цена на рынке занижена, поэтому нормальное прибыльное производство сделать очень трудно. Правительство начинает программы господдержки для отечественного бизнеса. Но программа господдержки просто дает возможность поддерживать бизнес, простите за тавтологию. Он не развивается, он не набирает новых людей, не повышает им заработные платы. Соответственно бизнес, искусственно погруженный в такие тепличные условия, перестает развиваться — у него просто исчезает всякая мотивация, поскольку он начинает жить тепличным растением с минимальным штатом. Кстати, в том числе понижая налоги.
Соответственно накапливаются социальные проблемы, связанные с занятостью, с доходами населения с соцобеспечением. И правительство теперь уже вынуждено ускоренно повышать социальные выплаты и различные социальные расходы. При этом налоговые доходы падают.
Так замыкается порочный круг. Государство в мифической заботе о стабильном тенге и низких ценах тратит валюту субсидируя импорт — это приводит к стагнации в бизнесе и государство тратит деньги на поддержку его существования, а тут уже экономика не развивается и государство начинает тратить деньги на поддержание уровня жизни казахстанцев. Это означает приток денег в экономику сразу по трем каналам, но все деньги из национального фонда, то есть, от нефти.
Это неэкономические, непроизведенные деньги. Они от того, что копилось у нас в земле десятки тысяч лет, это наше везение, которое закончится за десятилетия (и уже заканчивается). Естественно, когда в экономику попадают такие внешние, непроизведенные деньги, начинают расти цены, растут цены, увеличивается спрос на валюту (курс же фиксирован), нужно продавать еще больше валюты из Нацфонда, снова наращивать соцрасходы и поддержку бизнеса, опять и опять раскручивая цены. И мы получаем цикл: девал, кризис, стабилизация, инфляция — девал, кризис и т.д.
— Сдерживая курс тенге, государство затягивает все туже и туже удавку на своей шее?
— Да. Это путь в никуда. Меня часто из-за этой моей позиции называют экономическим террористом. Но я скорее террорист для нынешнего господствующего коллективного экономического мышления, поскольку его нужно разбудить от смертельно опасной спячки. Да и какой я террорист, я просто предупреждаю общество и нашего президента о корневых проблемах экономики. У нас ведь уже лет десять рост экономики составляет всего лишь 3-4 процента. Практически полная стагнация.
Единственный выход из этой самозатягивающейся петли это ребалансировка цен. Нужно убрать субсидирование импорта через удержание курса. Да, курс скакнет и существенно, думаю, минимально необходимо сейчас — до 8-9 тенге за рубль. Да внутренние цены вырастут, подстегнется инфляция. Но это будет в течение года, потом, достигнув нового равновесия (при нормальной политике инфляционного таргетирования) они застабилизируются. Но в новой ценовой реальности внутреннее производство станет выгодным, казахстанские товары начнут вытеснять импорт, а затем и начнут отвоевывать экспортные рынки. Вам не нужно уже тратить деньги на поддержку бизнеса. В новой реальности он станет прибыльным, а значит, сам начнет развиваться, расширяться, нанимать сотрудников, повышать им заработные платы, и, кстати, сможет платить и больше налогов.
Будет трудно в течение года-двух-трех, пока экономика перестроится. Но дальше экономика будет сама стабильно расти на десятилетия вперед, это выход на долгосрочную стабильную траекторию.
Телега импортозамещения и брокерство чиновников
— Вы говорите, что очень часто в бытовых разговорах и в обиходе термин "импортозамещение" используется неверно, подменяя собой протекционизм или защиту внутреннего рынка при экспортно-ориентированной экономике. Внешне вроде бы эти политики похожи — в обеих движущей силой и целью является развитие внутреннего производства и поддержка отечественной промышленности. Однако это две принципиально разные политики, и это очень важно понимать. И еще подчеркиваете, что именно в экспортно-ориентированной экономике бесследно, как бы само по себе, исчезает такое явление природы как "олигарх". Можете об этом подробнее рассказать? Ведь, казалось бы, вполне естественно, что государству нужна политика импортозамещения!
— Нет. Не нужна. Вред приносит именно идеология импортозамещения в качестве господствующей, давящей на весь госаппарат. Отечественный товаропроизводитель сам естественным образом и без всякой господдержки заместит импортную продукцию, если у него появится стратегическим ориентиром внешний рынок сбыта. Если он, к примеру, начнет производить более конкурентоспособную и качественную сельхозпродукцию с большими поставками в ту же 150-миллионную Россию, да еще по более низким ценам, то и в самом Казахстане люди будут предпочитать его продукцию импортной. Это аксиома рыночная.
Это происходит всегда естественным путем, не надо тут никакой помогающей руки государства, никаких кредитных и льготных субсидий бизнесу, кроме создания режима благоприятствования для выхода на экспортные рынки.
Когда появляются льготные госпрограммы для бизнеса, с кредитными линиями, с распределением миллиардных казенных ресурсов, то государство, а точнее, определенный чиновник становится никем иным как бизнесменом — по сути, заурядным брокером, но вместе с тем, самым могущественным посредником на рынке, создавая на пустом месте коррупциогенную среду.
Вот к чему ведет госполитика импортозамещения. Она создает условия для возникновения коррупции...
— …и государственный муж деградирует в посредственного бизнесмена, затем, поневоле подчиняясь воздействию "системной политики", незаметно превращается в коррупционера, неминуемо становясь объектом влияния различных бизнес-структур. Получается, что политикой импортозамещения со всеми принудиловками в виде обязательного "казахстанского содержания" и генерируется то самое коррупционное "поле чудес", которое "засевается" казенным золотом, а наша, прости господи, "буратинная экономика" остается с носом. Так?
— В моей книге иллюстрируется вред оголтелой привязанности к политике импортозамещения, на элементарных примерах показывается, как вследствие этой политики происходят коррупция и сращивание государственного аппарата и бизнеса... В частности, госаппарат начинает исполнять противоестественную для нормального госаппарата роль брокера между отечественным бизнесом и иностранными инвесторами, фокусируясь на проведении конкретных сделок и победах в тендерах. По сути, вот такое "брокерство" и есть главный вред, а коррупция является просто следствием и ярким проявлением искажения роли государства.
У нас не рынок, а рынки, причем специфические
— Похоже, начинаю понимать причины провала программы индустриального развития. Ведь сколько сотен, если не тысяч предприятий было открыто в РК, но чуть ли не половина из них, если не больше — не просуществовали и двух лет, накрывшись медным тазом, так и не сумев достойно выйти на внешние рынки сбыта. Своей политикой тотального импортозамещения мы возводили экономический "железный занавес", уподобляясь той же Северной Корее.
— Хорошо бы, если бы так. Но мы же "занавес" имеем с большими дырочками для внешнего мира, в отличие от северокорейцев. Поэтому у нас дело обстоит еще хуже.
Мы любим перенимать "лучшие мировые практики", но они в массе своей опираются на модели стандартного совершенно конкурентного рынка. Но у нас в Казахстане совершенно другой рынок, олигопольный, точнее рынки. Причем, каждый со своей спецификой. И олигополии эти ни в коем случае не надо искоренять, хотя бы потому что это невозможно сделать.
— Можете пояснить, как вас понимать? Ведь "олигархи" в народном толковании вроде как зло, и разве его не нужно искоренять?
— Перед тем, как называть что-то "злом", нужно понимать условия, в которых оно стало возможным. Дело в том, что в Казахстане нет единого рынка — в нашей стране есть не один, а несколько рынков, которые связаны с друг другом довольно слабо. И все они олигопольны. Рынок Нур-Султана с миллионным населением находится в сотнях километрах от рынка Караганды. Рынок Алматы с двухмиллионным населением находится в тысячах километров от рынка Шымкента и так далее. Все эти рынки имеют ограниченную емкость и естественные пределы роста для бизнеса, поэтому там естественным образом формируются отраслевые олигополии.
В Алматы возможно нормальное функционирование скажем семи крупных ТРЦ. То есть, в этом рынке, по сути, может быть максимум семь конкурентов. В Уральске есть пространство для двух. И в этом рынке будет максимум два игрока. Если вы хотите быть дистрибьютором автомобилей, то крупный производитель не будет разговаривать с 15 предпринимателями, представляющими рынки по 1 миллиону потребителей. Он назначит одного, а остальным скажет "работайте с ним".
Каждый региональный рынок в нашей стране имеет свои особенности, свою собственную уникальную конфигурацию — эта специфика не учитывается тем же Агентством по защите и развитию конкуренции РК в их расчетах, эксперты которого высчитывают степень монополизации рынка в той или иной отрасли, руководствуясь стандартными методичками мировых практик, рекомендованные мировыми антимонопольными структурами. С какой стати формулы этих методичек, неадаптированных к реальности наших олигопольных рынков, дадут реальное представление о монополиях страны? Без должной переработки и знания местных рыночных законов они будут давать только искаженное представление, дезинформируя руководство страны и общественность.
Повторяю, у нас нет "единого рынка Казахстана", как в той же европейской густонаселенной Германии. Еще раз повторю, что олигопольная структура наших рынков является естественной, иной она просто не может быть в наших условиях. Её не уничтожать нужно, потому что это невозможно, а изучать и только потом учиться регулировать.
— Выходит, наши государственные мужи последнее десятилетие всё пытаются натянуть общетеоретическую сову на специфический казахстанский глобус…
— Ну, так резко я бы не стал говорить. Но отмечу, что особенности странового рынка практически подвергнуты забвению со стороны государственных и даже многих независимых экспертов. Подавляющая часть экономических мер ими рассматривается сквозь призму "мирового опыта", который механически экстраполируется на казахстанскую экономику.
Причем, чтобы все выглядело правдоподобно, теоретики государственной экономической политики зачастую начинают как бы подгонять реалии экономики Казахстана под свои гипотетические модели, созданные по калькам общепринятых учебных мировых теорий. Тогда как, надо наоборот, мировой опыт и общие теории адаптировать к реальности казахстанских олигопольных рынков. Ведь в каждом деле есть общая теория и специальные теории, которые заточены под конкретные ситуации.
Почему в РК нет новых НПЗ и 100 швейных фабрик
— Знаете, в 2003 году я в пуле журналистов сопровождал Первого Президента РК Нурсултана Назарбаева в его официальных визитах в страны Юго-Восточной Азии. Так вот, Сингапур меня удивил тем, что в этом маленьком городе-государстве на тот момент действовало три нефтеперерабатывающих завода, плюс они дополнительно еще два НПЗ собирались строить! И с тех пор в моей голове все жил этот экономический когнитивный диссонанс: как так, почему у них так можно, а в Казахстане нельзя?
— В самую точку пример! Вот, в соседнем Узбекистане уже три НПЗ построили за все время получения независимости. А у нас ни одного не построили. Почему? Да просто кивнули на то, что мол, для внутреннего потребления хватает имеющихся трех заводов. Видите, как железобетонно работает эта идеология, замкнутая на внутреннее потребление, замкнутая исключительно на внутренний рынок. Вот и сидим на этих идейных бобах.
— Так ведь новые НПЗ — это же не только высококачественный бензин, это ведь и десятки видов других продуктов нефтепереработки — та же пластмасса, различного рода эфиры, химические соединения…
— Конечно! Посмотрите на ту же Россию. Их вроде как душат санкциями, но они сумели все-таки построить экспортно-ориентированную экономику. И их экономика гораздо устойчивее при их слабом рубле. Это позволяет им экспортировать массу своей готовой продукции за рубеж, начиная с сельхозпродукции, заканчивая теми же продуктами нефтепереработки и разнообразного рода техникой, продукцией тех же программистов. Да, там тоже есть свои госпрограммы по импортозамещению, но идеология импортозамещения у них не является самой главной, она не довлеет в экономическом мировоззрении госаппарата. Сейчас у них более зрелая позиция в этом вопросе, академически более основательная, более здоровая. Там в реальности работает не политика импортозамещения, а протекционизм. Протекционизм — это нормальная часть политики экспортной ориентации. Хотя бы потому, что когда вы пробиваете себе какие льготы на внешнем рынке в рамках межправительственных соглашений, у вас должно быть что-то, где вы уступите. Если у вас нет протекционизма, то что вы можете предложить партнеру по переговорам? Почему он должен вам дать преференции на своем рынке, если доступ на ваш рынок для него и так открыт?
Посмотрите на Китай. Там ведь в одном городе, да что там — на одной улице могут десять швейных фабрик работать, и работать с высокой рентабельностью. Потому что они ориентированы на внешний рынок, а не на внутренний. А у нас как? Создадут одну швейную фабрику в городе, и сразу говорят: "Всё, достаточно, этого хватит для внутреннего потребления региона". Вот вам и монополия. Если мы идем на экспорт, то у нас будет и 100 фабрик, представьте, что они работают и конкурируют на огромном внешнем рынке и, естественно, они начнут конкурировать и на внутреннем. Только так можно сломать олигопольность внутреннего рынка.
"Самрук-Казына" должен работать снаружи
— Глава государства жестко поднял вопрос о необходимости реформирования фонда национального благосостояния "Самрук-Казына". Зачем нужен этот фонд вообще, может его стоит просто распустить? Ведь те же правила государственных закупок и правила закупок "Самрук-Казыны" работают совсем по другим нормам, к примеру, чем нормы для обычных госзакупок. Да и сам этот гипер-фонд просто стал отдельным рынком внутри странового, как вы говорите, олигопольного рынка, сконцентрировав в себе ресурсы чуть ли не тысячи подконтрольных компаний. Что конкретно должно произойти для нормализации этих искажений в экономической госполитике? Помимо, конечно, жестких заявлений нашего Главы государства?
— Знаете, фонд "Самрук-Казына" создавался как раз для того, чтобы помочь нашему отечественному бизнесу выйти на внешние рынки. Он был призван обеспечить консолидацию тех же финансовых ресурсов, управляя которыми, можно было бы захватывать лакомые стратегические куски мирового рыночного пирога. Например, если вы помните, фонд покупал в Румынии нефтеперерабатывающий завод, благодаря чему казахстанскую нефть можно было бы перегонять в Европу и выгодно продавать уже на зарубежном рынке продукты нефтепереработки. Также можно было совершать и другие покупки, которые были бы призваны служить своеобразным "пропуском" в мировой рынок казахстанским компаниям. Например, если гипотетически купить в США активы сети бензозаправок, то наш бизнес получил бы не только бизнес, но рынок сбыта своей продукции. А если купили бы вообще какой-то завод, то с ним сразу в активе казахстанского бизнеса оказались бы передовые технологии, патенты мирового уровня. Не зря Штаты ведут торговые войны с Китаем, ставя запрет на продажу различных активов китайским компаниям.
Но посмотрите на тот же Китай, или на те же Штаты — их крупные компании по всему миру рыщут в поисках активов, где бы что прикупить. И не только они. Каждая нормальная рыночная страна стремится к экспансии на внешние рынки. И это правильно. Такие активы обогащают экономику собственной страны, поддерживают алертность экономики, служат драйвером для повышения конкурентоспособности как отдельных компаний, так и в целом всей страны.
Вот в чем заключается смысл такого фонда как "Самрук-Казына". Но случилось то, что случилось. Фонд стал зацикливаться на внутреннем рынке, заниматься социальным обеспечением деятельности правительства. Это перевернутая навыворот функция фонда. Фонд не должен этим заниматься, это не его прерогатива. Он должен работать снаружи страны, а не внутри.
— Опять сработала зашоренность мышления, увязывание в решении сиюминутных проблем?
— Скорее увязывание, чем "зашоренность". Просто руководители, какими бы ясными их головы ни были, невольно становятся заложниками оперативной ситуации, требующей решений здесь и сейчас, когда нужен краткосрочный и быстрый эффект, вот и забываются долгосрочные планы и стратегии.
Это невозможно — пойти против коллективного разума госаппарата, который сейчас мыслит в парадигме идеологии импортозамещения. Плюс культом стала икона внутреннего потребления. А ведь такая же искусственная ставка на внутреннее потребление приводит к стагнации и застою, к примитивизации всей экономики. И тут снова ставят телегу впереди лошади!
Нужна отмашка с самого верха, пересмотр всей экономической парадигмы, которая сейчас господствует в госаппарате, да и во многом и в самом казахстанском обществе.
А министры и другие чиновники… Многие из них — великолепные специалисты, отличные управленцы мирового уровня и совершенно никакие не коррупционеры. И эти проблемы они прекрасно понимают, но куда им деваться-то? Чиновники чтут коллективную дисциплину и идут в том направлении, которое им укажут, только и всего. И это правильно.
Когда растет естественный патриотизм
— Получается, когда все общество идеологически дезориентировано, то разработка и проведение эффективной и новой экономической политики невозможны. Я верно пониманию, что нужна тотальная смена ориентиров?
— Мы же хотим создать новый Казахстан, не так ли? Новый Казахстан свободный от коррупции, верно? Если, конечно, это не просто декларация.
Ведь, что происходит в нормальных рыночных странах, когда идет глобальная и системная переориентация основной экономики на внешний рынок?
Вот, к примеру, когда бизнесмен выходит на внешние рынки, то ему не нужно драться за ресурсы внутри своей страны. Он воюет уже там, за рубежом. Вот тогда и рождается естественный патриотизм! Мы же совершенно естественно болеем за страну, за Геннадия Головкина тогда, когда он выигрывает там, где-то в Америке свой бой, а не дерется с другим казахстанцем внутри Казахстана. Патриотизм никогда не рождается при схватке — рыночной или спортивной — внутри страны. Казахстанцы должны драться за страну на внешних рынках!
Есть еще один момент, о котором я не писал в своей книге. Дело в том, что идеология импортозамещения является не только инструментом госполитики.
Политика насильственного импортозамещения, так или иначе, позволяет держать бизнес в силовом поле орбиты власти, искусственно ограничивая его национальными границами. Понимаете? Бизнес просто удерживали и все еще удерживают в ежовых рукавицах.
Ведь, что происходит, если бизнесмен выходит на внешние рынки? К примеру, когда он покоряет европейский рынок с миллиардами потенциальных клиентов, то естественно, ему нужно уже и штаб-квартиру переносить в Европу, например, в тот же Париж или Брюссель. И он просто выходит в открытый космос, он становится свободным. Вот чего опасалась наша с вами власть.
— Но тут вот еще какое дело-то… Здесь и встречное движение обнаруживается: когда бизнес перестают держать в кулаке, пытаясь управлять бизнесом, то ведь и сам бизнес перестает оказывать влияние на власть. Вместо этой вот силовой логики рождается ситуация взаимного партнерства власти и бизнеса, а не силовые взаимовлияния…
— Совершенно верно! Коррупциогенность рассасывается естественным путем. Любой нормальный бизнесмен, когда государство ему говорит, что предоставляет ему поддержку на внешних рынках — любой нормальный бизнесмен скажет: "Ребята, спасибо! Я пошел биться за тот же 150-миллионный российский рынок, я не буду оглядываться на местный!" Вот в чем дело-то. И ему уже нет никакого дела до чиновников в собственной стране. Коррупциогенность в этом случае приближается к нулевому уровню.
А сейчас как? Наши олигархи, да и бизнесмены попроще дела свои делают в Казахстане, а отдыхать едут за границу. В странах же с развитой рыночной экономикой обычно с точностью наоборот: дела делают за рубежом, а отдыхать летят домой, в свою родную страну, как японцы, например, или многие деловые южнокорейцы. Вот и нам давно пора Казахстан осознать своим домом.
— А ведь экспортно-ориентированная экономика, о которой вы говорите, действительно дает еще и то самое искомое всенародное единство, поскольку исчезают, как уже отмечалось, силовые отношения между госаппаратом и бизнесом, устанавливаются сами собой просто дружеские отношения, когда им друг от друга совершенно ничего не нужно, кроме чувства единения…
— Патриотизм и единство — это естественные вещи, которые рождаются безо всяких искусственных лозунгов и идеологий только в экспортно-ориентированной, естественной и здоровой экономике. Подлинная экономика, которая стремится себя миру показать — что и как она умеет делать — только сплачивает народ, порождает тот самый столь востребованный средний класс, доля которого катастрофически уменьшилась в последнее десятилетие.
— Если подытожить интервью, то сейчас настала пора глубоких размышлений, полного переосмысления всей экономической политики государства, нужно поменять мышление, сместить акценты… Вся ваша книга как бы говорит казахстанским предпринимателям: "Ищите, где вы можете помочь миру своим бизнесом — и мировая экономика сама поддержит вас!" Спасти свою экономику можно только помогая другим странам решать их бизнес-проблемы, трансцендируя себя наружу — вот с чего, по сути, начинается любая здоровая страновая экономика и вся экономическая философия.
— Да. Я очень надеюсь, что оценка Касым-Жомартом Кемелевичем сложившейся экономической ситуации на встрече с бизнесменами показывает только вершок тех системных размышлений, которые только набирают свой ход. Очень на это надеюсь, поскольку новый Казахстан может состояться только в результате изменения господствующего экономического мировоззрения. Это непросто, трудоемко. Но это единственный путь для подлинного, долгосрочного процветания страны.
— Раньше, в советское время, говорили, что экономика — это базис, а политика всего лишь надстройка над базисом…
— Это, скорее, диалектика. Одно с другим взаимосвязано, одно определяет другое. Поэтому, вместе с изменением и обновлением политического курса нужно обязательно пересматривать и всю экономическую парадигму, действуя сразу с обеих флангов. Нужно умное, философски обоснованное и продуманное системное наступление сразу с нескольких фронтов. Иначе кризис только усугубится.
Справка BaigeNews.kz:
Кусаинов Айдархан Маратович — физик, инженер; окончил МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва), Атырауский институт нефти и газа (Атырау); магистр экономики Университета КИМЭП (Алматы).
В 1994-1998 трудился в консультационном бизнесе, в том числе в качестве консультанта правительства РК.
В 1998-2001 работал на руководящих должностях в национальных нефтегазовых компаниях - директор департамента, исполнительный директор, вице-президент в компаниях.
В 2001-2003 работал директором департамента газовой промышленности Министерства энергетики и минеральных ресурсов.
С 2004 вернулся в консультационный бизнес, создав компанию Almagest, специализирующейся на стратегическом и управленческом консультировании.
В 2014-2015 году работал в АО "Центр развития Алматы" в качестве руководителя группы управления концессионными проектами". Входил в советы директоров различных компаний в качестве представителя акционера или независимого директора. Член Российской и Казахстанской ассоциаций независимых директоров.
С 2017 по 2018 год работал советником председателя Национального банка РК Данияра Акишева.