Почему российско-казахстанский фильм о мигрантах «Айка» получил приз в Каннах? Агентство VRK.News представляет интервью с создателями фильма, который в декабре 2019 года был также номинирован на премию кинокритики и кинопрессы России.
Церемония вручения состоится 22 января в московском Доме кино. А пока, по некоторым данным, в Москве на заработках находится 2,5 миллиона трудовых мигрантов, приехавших сюда попытать счастья из Средней Азии. И вот именно в фильме «Айка», удостоенном приза за лучшую женскую роль на Каннском кинофестивале 2018 года, российско-казахстанский режиссер Сергей Дворцевой и казахстанская актриса Самал Еслямова приоткрывают завесу над судьбами тех, кто ценой невероятных лишений добивается лучшей жизни.
С создателями фильма поговорила сотрудник ЮНЕСКО Катерина Маркелова.
КМ: Самал, в фильме Вы играете роль кыргызской мигрантки, вынужденной бросить своего новорожденного ребенка в роддоме, чтобы продолжить работать. Как Вы к ней готовились?
СЕ: Айка, мой персонаж, столкнулась с очень тяжелыми жизненными обстоятельствами. Я знала Сергея как режиссера и понимала, насколько сложным будет исполнение этой роли под его руководством. Когда он берется за какой-то материал, он делает это по-настоящему, не как режиссер игрового кино, а как документалист.
Началась очень большая подготовка, нужно было опрашивать всех моих близких, знакомых, подруг. Сложность заключалась в том, что никто из них не бежал на работу сразу после родов. Мы не знали, как это делать, какую пластику нужно было подбирать. На момент начала съемок я как раз закончила ГИТИС, где мы садились на шпагат, делали кувырки. Я была, как пружинка, а мне нужно было играть женщину, каждое движение которой было бы парализовано от боли. Перед съемкой я должна была сильно уставать, приходилось много бегать и танцевать. Запаса такого изнуренного состояния хватало на несколько дублей, а потом дыхание опять восстанавливалось, и нужно было бегать и танцевать снова. И по мере продвижения сценария степень усталости должна была возрастать.
КМ: Сергей, что навело Вас на мысль о создании этого фильма?
СД: Как-то я узнал о том, что довольно много кыргызских женщин в Москве отказываются от детей в роддомах. Меня это поразило. Я сам из Средней Азии, из Шымкента в Казахстане, хоть и живу уже двадцать с лишним лет в Москве, и мне близки азиатская культура и менталитет. Поэтому мне захотелось понять, что толкает этих женщин на такой противоестественный поступок.
Я начал разбираться, искать женщин, переживших это. Кто-то из них, как у нас в фильме, решился на такой отчаянный шаг вследствие изнасилования. Кто-то — потому что ребенок появился на свет вне брака и возвращаться на родину с ним было стыдно. Меня все это просто по-человечески зацепило, и я решил делать фильм.
КМ: «Айка» — ваш второй художественный фильм, до этого вы снимали документальное кино. Что послужило толчком для перехода в игровой кинематограф?
СД: В какой-то степени мне стало тесно в документальном кино. Такую историю, как «Айка», например, нельзя было бы снять документально, потому что женщина не подпустила бы к себе так близко. И потом, в документальном кино есть такое противоречие: чем сложнее герою, тем лучше режиссеру, тем драматичнее фильм. Я очень остро и болезненно прочувствовал на себе эту этическую проблему. Хотя игровое кино — тоже непростая штука, но все-таки это игра.
КМ: Главной героине принадлежит 99 процентов экранного полотна. Почему?
СД: На экране мы не видим ничего, кроме сиюминутной реальности Айки. И по этой реальности, по ее глазам, телу, поведению мы должны понять, кто она. По ним, а не по репликам, которых в фильме мало, мы судим обо всем, отраженно чувствуем ее прошлое, настоящее, будущее. У актрисы Самал очень богатые глаза, за которыми камера следует практически постоянно.
КМ: Самал, как Вам удалось в такой немногословной роли так точно передать психологическое состояние вашей героини?
СЕ: Мы делали очень много проб. Сергей сразу монтировал, и на следующее утро мы смотрели материал с новыми эпизодами на большом экране. Если понимали, что что-то не работает, то начинали искать снова. Так мы складывали фильм по крупицам.
Мы очень много разговаривали с людьми. Нам рассказывали, например, что в одной комнате может жить по восемь человек. Бывает, что кто-то работает в ночное время, а кто-то в дневное, и одно место арендуется на двоих. Описывали также, как сильно мигранты скучают по детям, как некоторые, зная, каким тяжелым будет момент расставания, уезжают рано утром, когда дети еще спят. А по возвращении пап и мам, дети, едва их завидев, бросаются им на шею и не хотят выпускать из объятий, боятся, что они сразу уедут опять. Изучение такого материала и съемки «Айки» были настолько психологически насыщенными и сложными, что можно сказать, что для меня этот фильм был третьим институтом. Это был колоссальный опыт работы.
КМ: Как объяснить, что фильм о нескольких днях из жизни кыргызской мигрантки в Москве вызвал такой резонанс в международном кинематографическом сообществе?
CД: Повсюду, где мы бываем с показами фильма, он действительно вызывает сильный отклик у публики. Для меня это было неожиданностью. Ведь когда я начинал работать над фильмом в 2012 году, в Москве эта проблема стояла не так остро. Тогда и в Европе не было такого миграционного наплыва. А сегодня вынужденная миграция затрагивает практически все страны мира.
Еще важно то, что в своих фильмах я стараюсь избежать любых фальшивых элементов и достичь максимально правдивой игры актеров. И когда это есть, зрители идентифицируют себя с персонажем. Я знал, что те, кто посмотрит эту картину, перестанут видеть в мигрантах одну только выполняемую ими функцию и увидят в них людей. Кино не может сходу изменить ситуацию, но оно способно апеллировать к душе человека, к сердцу. И когда произведению искусства удается хоть чуть-чуть повлиять на души, для меня это большое счастье.
КМ: Кроме профессиональных актеров в фильме также снимались настоящие трудовые мигранты. С чем был связан такой выбор?
СД: Опять же с тем, чтобы на экране была правда. Непрофессионалы имеют перед актерами большое преимущество, у них неактерские лица, и говорят они не по-актерски. Реальные люди дают жизненную шероховатость, достоверность, аромат настоящей жизни. Поэтому я очень люблю делать микс из актеров профессиональных и непрофессиональных. Но это большой труд, потому что мне приходится их обучать. Многие зрители даже не понимают, где актеры, а где не актеры.И для меня это самый главный комплимент.
КМ: Как оказалось, некоторые из них находились на российской территории нелегально.
СД: У меня так было много раз. Берешь человека, смотришь, все бумаги у него есть. Начинаешь работать, тратишь на него время, тренинги актерские проводишь, а он раз и исчезает. Потом звонит и говорит: «Я уже в Кыргызстане, меня депортировали». В Москве легальные бумаги получить сложно, поэтому у многих мигрантов фальшивые документы, о чем некоторые из них даже не подозревают. Над людьми, уличенными в ношении таких документов, проводится суд и их за считанные дни выдворяют за пределы страны. Для меня это было ужасно, потому что приходилось искать нового человека и проходить все заново.
КМ: Наверное, этим и объясняется то, что на съемки фильма потребовалось шесть лет?
СД: Это одна из причин. Дело также в том, что, чтобы подчеркнуть состояние героини, мы все снимали зимой в метель. И так случилось, что после того, как мы приступили к съемкам, в Москве два или три года практически не было снега. Мы, конечно, попытались прибегнуть к искусственному снегу, но в этом фильме искусственные вещи невозможны. Поэтому приходилось ждать погоды, ждать метели. Ожидание — это очень сложная вещь.
КМ: Самал, что Вы ощутили, когда в момент объявления победительницы в номинации на лучшую женскую роль на Каннском кинофестивале услышали свое имя?
СЕ: Фильм был отобран в главную программу фестиваля еще на стадии монтажа. И весь месяц перед Каннами мы доделывали нашу работу: режиссер спал по два часа, а остальные члены группы — по четыре. Каждый из нас выполнял по три функции. К началу фестиваля мы были настолько уставшими, что я, осознавая, конечно, важность момента, эмоционально прочувствовала его чуть позже.
Когда объявили мой приз, я испытала одновременно и радость, и разочарование. В этот момент мне, конечно же, хотелось получить «Золотую пальмовую ветвь». Какой была бы моя роль, не будь блестящей режиссуры и самоотверженной группы? Поэтому приз не только мой, он был присужден всему фильму.
КМ: Сергей, а что для Вас означает награда Самал?
СД: Это, мне кажется, самый правильный приз. Я рад, что актриса, вложившая в этот фильм столько сил, получила столь высокую награду. И получила справедливо. Для всех творческих людей это пример того, что упорный труд и честное отношение к своему делу могут привести на самую вершину успеха. А так отчаянно работать, как это делала Самал, не каждый сможет.
И это очень важно для Казахстана, ведь это первая награда за лучшую женскую роль на Каннском фестивале в истории всех стран постсоветского пространства. Она также принесла понимание того, что «Айка» волнует, что этот фильм — не однодневка, и к нему будут возвращаться. Для создателя это очень важно.
Интервью войдет в номер «Курьера ЮНЕСКО» за январь-март 2020 года.
